Сегодня ни у кого нет сомнений в том, что фундамен­том казахстанской государственнос­ти должна быть концепция закона и порядка, которая, как неоднократно указывал Глава государства Касым-Жомарт Токаев, формирует соответствую­щую систему морально-нравственных ценнос­тей и, становясь «неотъемлемой частью народного менталитета», определяет магистральный вектор развития всего общества. Путеводная роль этой важнейшей социальной идеи определяется в том чис­ле принципами исторической преемственности, которые характеризуют политическую и правовую систему нашей страны.

В зеркале отечественного искусства всегда отражались общественные сдвиги и знаковые политические трансформации, отмирание прежних, устаревших, и долгий процесс формирования новых, более совершенных, устоев жизни. Сила художественного слова, магия красок и гармония музыкальных созвучий приближают далёкие исторические события к сегодняшнему дню.

Чтобы проследить эту тесную взаимосвязь, обеспечивающую непрерывность нравственно-этической эволюции общества, мы начинаем цикл публикаций, в которых расскажем о политико-правовых идеях и взглядах видных деятелей отечественной культуры, нашедших отражение в произведениях художественной литературы и публицистики.

«Наконец волостным я стал...»

180-летие Абая, отмечаемое в этом году, поднимает общественный интерес к многосложному наследию великого поэта, философа и просветителя на новый уровень. «Во дни торжеств народных» нам свойственно обращать свой взгляд в прошлое, чтобы отыскать в нём ответы на острые вопросы современности. Празднование юбилеев является действенным выражением нашей общей исторической памяти и свидетельством приверженности определенной системе нравственных идеалов. «Качест­ва духовные, – писал Абай в «Словах назидания», – вот что главное в человеческой жизни. Живая душа и отзывчивое сердце должны вести человека, тогда и труд его осмыслен, и достаток уместен».

Морально-этические категории никогда не были для великого поэта чем-то абстрактным, отвлеченным, внежизненным. Именно поэтому его произведения, сохраняя традиционную для литературы Востока назидательность, неизмеримо возвышаются над схоластичным дидактизмом, свойственным творчеству непосредственных предшественников Абая. В культурном развитии общества и духовном совершенствовании каждого человека видел поэт залог счастливого будущего и всю силу своего титанического таланта отдавал просвещению своего народа.

Общественно-политическая и законодательная деятельность Абая в 70–80-е годы XIX века – одна из ярчайших страниц его биографии. Самого пристального внимания она заслуживает ещё и потому, что именно в этот период происходит коренной перелом в мировоззрении поэта, определивший социальную направленность его поэзии.

Известно, что в судебных делах Абай участвовал с самой юности. В своей брошюре «Великий поэт казахского народа Абай Кунанбаев», вышедшей в 1954 году в Москве, Мухтар Ауэзов писал: «Не дав Абаю закончить учение в городе, отец вернул его в аул и начал постепенно приучать к разбирательству тяжб, к будущей административной деятельности главы рода. Юноша сразу же попал в самую гущу сложных инт­риг. Тяжбы решались не царским судом, а на основе веками существовавшего обычного права казахов. Вращаясь в кругу изощренных вдохновителей межродовой борьбы, наделенный от природы недюжинными способностями, Абай постигает тончайшие приёмы ведения словесных турниров, где оружием служили отточенное красноречие, остроу­мие и изворотливость».

Конечно, успех судебных выс­туплений Абая не объясняется одними лишь врождёнными качествами и ораторскими прие­мами. Пытливый юноша был блестящим знатоком правовых обычаев Степи, на основе которых выносил справедливые и беспристрастные решения. Вмес­те с тем Абай остро переживал недостаток систематического образования и старался восполнить его самообучением. Об этом позже он скажет в своих стихах так: «И сам я стремился возвысить свой ум.⁄И равных себе в красноречье не знал». Справедливость молодого бия и его сочувствие к беднякам вызывали стойкое неприятие со стороны родоплеменной знати, которая хотела видеть в Абае послушного проводника своих интересов.

В 1866-м, пос­ле смерти своего брата Кудайберды, Абай исполнял обязанности волостного управителя Кучук-Тобыктинской волости. В 1995 году был опубликован ряд составленных и подписанных им рапортов в Каркаралинский и Сергиопольский окружные приказы, которые свидетельствуют об активной общественно-политической деятельности молодого человека. Однако соперники Абая не хотели проигрывать в борьбе за пост управителя, и вскоре царским чиновникам стали поступать многочисленные жалобы на его малолетство. Волостным Абая тогда так и не избрали.

«После смерти Кудайберды, – писал его сын Турагул, – отец хоть и знал о выборах все, постоянно был бием, но в волостные не выдвигался. А вот «по назначению» был волостным дважды на землях Мукыр, которые назывались в ту пору Коныр-Кокше».

Административные реформы 1868 года укрепили Абая в мысли о возможности осуществлять свою просветительскую деятельность через прямое участие в государственном управлении. И хотя сегодня мы понимаем, что это были всего лишь либеральные иллюзии, далёкие от подлинного демократизма, подобные взгляды разделялись большинством казахских просветителей того времени.

В 1875 году Абай становится управителем Коныр-Кокше-Тобыктинской волости, где, по словам представителей царской администрации, «прежде почти ни один управитель не мог благополучно выслужить ни одно трёхлетие, а почти все они были предаваемы суду по интригам состоятельных или влиятельных киргиз (казахов. – Авт.), желаю­щих быть управителями или находящихся во вражде с выб­ранным управителем».

На основе сохранившихся докумен­тов того времени выдающийся абаевед Митрофан Сильченко пришел к выводу, что деятельность Абая на посту волостного, хотя и продолжалась недолго, была плодотворной. В лице управителя простой народ наконец-то нашел заступника и покровителя, стремившегося уберечь его от двойного гнета местных феодалов и царских чиновников.

Тяжелым испытанием стало для Абая возбужденное против него уголовное дело по ложному доносу Узукбая Борибаева, представлявшего интересы родоплеменной знати, которая как можно скорее хотела избавиться от неугодного ей управителя. Абай был вынужден просить об отставке. «Колониальные власти... охотно согласились на увольнение Абая, не найдя в нём послушного чиновника. Судебное следствие длилось десять лет и доставило немало беспокойства и огорчений Абаю, но не поколебало окончательно его веры в силу реформы», – писал Сильченко в книге «Творческая биография Абая».

Вместе с тем некоторые чиновники все же выступали в защиту оклеветанного управителя. К примеру, уездный начальник Кареев считал, что Абай – «это лучший из управителей не только уезда, но и области, и который, если согласился служить в Конур-Кокче-Тобуктинской волости, то единственно из одного честолюбия».

А временно исполняющий долж­ность управляющего канцелярией генерал-губернатора Степного края Владимир Лосевский, настаивая на необходимос­ти предать Борибаева суду за ложный донос, в своём докладе 1885 года указывал: «Было спрошено... 600–700 киргиз разных старшинств, но и они показали, что... управителем Кунанбаевым довольны и ничего дурного за ним не замечали... Почти за всё время управления Кунанбаевым (в течение двух с половиной лет) волость отличалась большим порядком, тогда как прежде в ней происходили чуть не ежедневные баранты и час­тые убийства». Доклад Лосевского по сей день остается важнейшим документальным свидетельством результатов деятельности Абая на посту волостного.

«По народному обычаю и по справедливости»

Вопросы законности и порядка для поэта были неразрывно связаны с проблемами нравственности. В определенном смысле взгляды Абая созвучны воззрениям Гегеля, считавшего, что «почвой права является вообще духовное» и что именно нравственность, будучи носителем и основой права, придает ему действительность. Наиболее полно политико-правовые взгляды великого поэта выразились в знаменитом «Чарском ереже», составленном в 1885 году на Карамолинском чрезвычайном съезде биев.

Напомним, что «ереже» назывались своды правовых норм, которые устанавливали общие начала судопроизводства и служили для биев своеобразным пособием при разрешении возникавших споров. «Чарское ереже», также известное как «Законы по уголовным делам для семипалатинских казахов», или «Законы жителей Семипалатинской области», являлось первым правовым документом на казахском языке, текст которого был издан типографским способом.

По предложению военного губернатора Семипалатинской области генерал-майора Василия Цеклинского представители Павлодарского, Каркаралинского, Семипалатинского, Усть-Каменогорского уездов и Зайсанского приставства избрали Абая тобе, то есть верховным бием, председательствующим на съезде. Это объясняется тем, что имя поэта, его обширные познания в облас­ти обычного права казахов, его гуманистические взгляды и непримиримость к беззаконию были хорошо известны во всей Степи.

Самого пристального внимания заслуживают воспоминания Мусирали Кожанулы, из которых следует, что именно Абаю принадлежит авторство проекта ереже, представленного на обсуждение съезду: «Когда в назначенный день все собрались и направились к юрте уездного начальника, там находился Абай. Оба вышли к людям, и Абай, державший в руке бумагу, развернул её, стал читать, народ внимательно слушал... Говорят, подготовленный им Закон состоял из 93 статей. Собравшиеся единодушно одобрили его. Уездный начальник объявил: «Закон, представленный Ибрагимом Кунанбаевым, принят, отныне бии должны руководствоваться этим Законом».

Известный на сегодняшний день текст ереже состоит из 74 статей. Стоит отметить, что в юридической литературе также встречаются иные сведения и состав ереже определяется 93 или 96 статьями, что, вероятнее всего, связано с их числом в первоначальном проекте, представленном съезду для обсуждения.

Итоговый документ синтезировал нормы обычного права казахов (включая прецедентное право биев), отражавшего особенности патриархально-феодальных отношений, и прогрессивные положения российских законов, что, по мнению доктора юридических наук Сергея Ударцева, «должно было обеспечить преемственность развития права и в то же время некоторое сближение законов Степи и законов Российской империи в варианте, приемлемом для нормального и естественного в целом развития казахского общества».

Ереже отразило взгляды Абая на проблемы гражданских и брачно-семейных отношений, его субъективное стремление ослабить силу норм обычного права, оберегавших незыблемость патриархально-феодальных отношений, пагубное влияние которых на нравственный облик степняка поэт осознавал все сильнее.

Одной из наиболее значительных стала направленная на освобождение женщины от обычая аменгерства 47-я статья ереже, гласившая: «Вдове выходить за брата или родственника не обязательно, предоставляется ея воле и согласию». В процессуальном плане Абай настаивал на недопус­тимости участия в суде четного числа биев. Это роднит первые статьи ереже с третьим словом назидания, где говорится: «Четное количество биев никогда не придёт к единому мнению. Думается, лучше из каждой волости избирать по три бия. Избирать самых достойных и на постоянный срок. Тогда замена любого из них будет событием и напоминанием о справедливости для остальных».

Сергей Ударцев отмечал близость седьмой статьи ереже, пре­дусматривавшей допустимость «соглашения между истцами и ответчиками двух и разных уездов о том, чтобы взаимные иски разоб­рать в подлежащих волостях», с принципами современных арбит­ражных судов, также предоставляющими сторонам заключить соглашение о месте рассмотрения спора. Значительная роль в положениях ереже отводилась воп­росам наказания за убийство, нанесение увечий, растление, изнасилование, воровство и барымту. Впервые столь полно были определены личные и имущественные права невесты, жены и вдовы.

Прогрессивные нормы ереже, составленного «по народному обычаю и по совести и по справедливости», по сути запустили процесс реформирования прежней системы права, отражавшей и защищавшей интересы родоплеменной знати. Историческая роль этого документа вкупе с анализом правоприменительной практики позволяет современным исследователям говорить о «Чарском ереже» как об инструментальной конституции и ставить его в ряд со «Светлым путём Касым-хана», «Древним путём Есим-хана» и «Семью установлениями».

К концу 80-х годов XIX века Абай, по словам Мухтара Ауэ­зова, «отчетливо увидел всю пагубность родовой борьбы, всю неимоверную тяжесть её для народа и начал понимать истинный смысл раздоров, искусственно разжигаемых царизмом». На трансформацию мировоззрения поэта ключевое влияние оказал основной конфликт эпохи – конф­ликт между зарождавшимися в казахском обществе капиталистическими и сохранявшимися патриархально-фео­дальными отношениями.

В его стихах все чаще звучал голос социального критика, выступавшего против произвола родовой знати и царских чиновников. Целый ряд произведений («Коль у тебя в чужом роду...», «Наконец волостным я стал...», «Управитель начальству рад...» и другие) отразил опыт общественно-политической и законодательной деятельности Абая. По мере овладения мастерством типизации и обобщения поэт не просто «осюжечивал» страницы собственной биографии, а подвергал их вдумчивому анализу, стремясь выявить общие закономерности и основные тенденции современной ему общественной жизни. В этих поисках Абай, страстно желавший видеть свой народ просвещенным и свободным, всегда оставался верен своему кредо: «Истины сеять зерно я хочу...»

Его жизнь для нас – ярчайший пример служения обществу и стремления вывести его на путь к лучшей жизни. Опыт Абая как общественного деятеля и законодателя все ещё требует системного осмысления, и отмечаемый в этом году юбилей – прекрасная возможность воздать должное нашему великому соотечественнику, своими произведениями предвосхитившему грядущее торжество закона и порядка.